«За чертополохом» и далее. Литературная дискуссия
22 августа, 2023
АВТОР: Василий Зубакин
В апреле 2023 года состоялся литературный диспут в московском Книжном клубе «Достоевский». Тема разговора — «За чертополохом» и далее: дискурс воскрешения Романовых в русской литературе за последние 100 лет.
В дискуссии принимали участие:
• Василий Зубакин, прозаик, профессор, заведующий кафедрой возобновляемых источников энергии РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина. Автор более 50 научных работ по вопросам экономики и прогнозирования энергетики. Автор романов «Жестяной пожарный» и «В тени трона» (издательство «Время»). Член Литературной академии премии «Большая книга».
• Алексей Колмогоров, писатель, сценарист, режиссёр. Лауреат профессиональных кинематографических премий. Автор романа «ОТМА. Спасение Романовых».
• Иван Родионов, литературный критик. Обладатель премий «Литблог» и «Гипертекст», член жюри Премии «Национальный бестселлер» и Премии им. Катаева. Автор литературно-критических сборников «сЧётчик» и «На дно, к звёздам».
• Марина Манукян, модератор встречи, педагог-лингвист (английский и французский языки), руководитель проектов, организатор культурных мероприятий.
***
Марина Манукян: Добрый день! Давайте начнём наш литературный вечер. Василий, прочитала обе ваши книги, не спала четыре ночи — не могла оторваться. Мой первый вопрос таков: почему вы решили сделать героем романа «В тени трона» именно Михаила Александровича Романова, а одной из тем книги — его историю любви? И ещё одно: расскажите, пожалуйста, историю игральных карт, которыми мы играем и по сей день. В чём их секрет?
Василий Зубакин: Неожиданно! Планировал начать с Петра Краснова — но если уж вопросы заданы… Мне всегда было обидно, что Михаила Александровича Романова, человека, который почти целые сутки был императором России, часто выставляют человеком слабым, безвольным. Но когда читаешь его биографию, узнаёшь: это был боевой офицер, который ходил в атаку, любил лошадей, автомобили, был известным спортсменом-гонщиком… Воевал, был ранен, командовал одной из самых отважных частей российской армии — Дикой дивизией, состоявшей из добровольцев с Кавказа и представителей различных мировых княжеских домов, которые служили в ней в качестве командиров. И подобного человека почему-то выставляют безвольным и слабым! Причём этим грешили как советские, так и зарубежные, эмигрантские историки. Потому мне и захотелось Михаила Александровича, так сказать, защитить. Человека, который во имя любви смог пойти против мнения семьи. Он ведь отрёкся от престола вовсе не потому, что испугался ответственности — он лишь приостановил свои полномочия, переданные ему Николаем Александровичем, до решения Учредительного собрания. То есть он поступил так, как мог поступить только человек, веривший в конституционную монархию.
Теперь по второму вопросу — по поводу игральных карт. Это интересный эпизод. Был Исторический бал в Зимнем дворце, на котором все Романовы, а также вся российская элита, офицерство, двор — числом в несколько сотен человек — оделись в костюмы семнадцатого века. А потом, когда к празднованию трехсотлетия Дома Романовых готовилась сувенирная продукция, в том числе и карты, — за их основу были взяты фотографии с того самого бала. То есть короли, дамы и валеты имели совершенно реальные прообразы. А дальше, после революции, произошла любопытная полумистическая метаморфоза. Почти все Романовы были уничтожены. Но большевики, придя к власти, обнаружили, что в типографиях готовы клише для цветных игральных карт. И они начали печатать миллионными тиражами карты с изображениями тех самых уничтоженных ими Романовых. Все мы играли такими колодами. И продолжаем играть до сих пор. Кстати, я как-то познакомился с одним специалистом по Картам Таро, он мне на полном серьёзе объяснял, что таким образом Романовы посмертно большевикам отомстили — если это можно считать местью. И эта сентенция обыгрывается в одной из глав моего романа.
М.М.: Спасибо! Теперь предоставим слово литературному критику.
Иван Родионов: Здравствуйте. Одна из тем, заявленных в названии диспута, — дискурс воскрешения Романовых в русской литературе. Меня этот вопрос чрезвычайно занимает. Есть такой известный популярный жанр — антиутопия. Совсем недавно он главенствовал не только в русской, но и в мировой литературе и даже успел стать массовым, почти «попсовым» — одно время книжный рынок был завален коммерчески успешными подростковыми антиутопиями сомнительного качества. Потом эта тенденция начала сходить на нет. И вдруг несколько лет назад в нашей литературе все снова захотели «новой искренности». Но проявилась она не в виде очередной волны «нового реализма», а путём воскрешения старых, казалось бы, давно отживших жанров. Например, хождение и житие вернулись благодаря «Лавру» Евгения Водолазкина. А ещё возродилась… утопия. Вроде бы всерьёз обращаться к этому жанру в 21 веке как-то странно. Но интересно — если говорить о трёх современных книгах, которые мы будем упоминать сегодня, и в которых Романовы так или иначе остаются живы («В тени трона» В. Зубакина, «Бронепароходы» А. Иванова, «ОТМА» А. Колмогорова), то, как мне кажется, это во многом именно утопии. Тексты о том, каким всё могло бы быть. Как думаете, это так?
В.З.: Безусловно, что-то в этом есть. Сегодня в зале присутствует Алексей Колмогоров — не буду сильно спойлерить, но в его романе великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия выжили — и прожили ещё какое-то время. Воскрешая их и продлевая жизнь Николаю Александровичу и царевичу Алексею, автор, на мой взгляд, отчасти пытался изменить историю. Если мы откроем «Бронепароходы» Алексея Иванова, то увидим, что он, не дав погибнуть тому же Михаилу Александровичу (пусть и на короткое время), тоже попробовал как-то по-иному переиграть последующие события — гражданскую войну. Хотя его книга менее утопична — детали в ней настолько реальны, что их можно пощупать. И Троцкий, и Раскольников, и Колчак у Иванова как живые. Да и история страны особо не меняется, пусть и Михаил Александрович ещё жив какое-то время. Я тоже пытался не ломать историю — хотел «спасти» Михаила Александровича, не отступая от остальных исторических фактов. А если говорить о понятии «утопия» вообще, то одним из зачинателей этого жанра я считаю порядком забытого сегодня писателя — Петра Николаевича Краснова. Недавно вышел двадцать второй(!) том его собрания сочинений. Краснов, тот самый атаман Великого войска Донского, в тридцатые годы двадцатого века был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе. И если мы откроем его книги — в частности, роман «За чертополохом», — то мы увидим альтернативную историю России. В этой книге сын Михаила Александровича Всеволод как раз приходит оттуда, где у Алексея Колмогорова в итоге оказались Романовы — из Тибета. Процитирую:
«Слышно только стало, что зовут Всеволодом, что сам он молодой, прекрасный, как ангел, и спустился будто на белой лошади с Уральских гор, а за ним воинство несметное, и все на лошадях, в серебре. И лошади белые, и сами в белом, а на груди и на шапках кресты».
Понимаете, это история о том, что Романовы придут и восстановят свою власть в России, власть достойную и справедливую — такая вот легенда…
«Император появился в Туркестане. Он сошёл с Алатауских гор, а туда, по словам одних, прибыл из Лхасы, — оттуда, где действуют ваши Романовы, Алексей, — по словам других, из Памира. Он был подлинный Романов, и никто не сомневался в том, что у него все права на престол. Это был юноша пятнадцати лет, с царственной осанкой, с прекрасным лицом, с большими лучистыми глазами… Императора сейчас же признали и присягнули ему на верность текинцы, выставившие два полка по тысяче человек на великолепных конях. Афганский эмир признал его. В Бухаре и Хиве советская власть была свергнута, восстановлены эмиры, выставившие по полку конницы в распоряжение императора»…
И так далее. И это — 1922 год! А в 1928 году появляется следующее утопическое произведение Краснова, которое называется «Белая свитка». И в нём снова фигурирует белый цвет:
«Он вошёл один — тот, кто так уверенно и громко скомандовал: «Господа офицеры!» Вошедший показался очень высоким и красивым. У него были русые, на пробор причесанные волосы, маленькие усы, открытое, очень русское лицо несмотря на бритую шею и подбородок. Георгиевский крест, висевший на груди…»
Вспомните: Михаил Александрович — настоящий георгиевский кавалер. Он действительно был высоким человеком. Дальше там описывается, что на нём был белый кафтан — белая свитка, а на плечах — серебряные офицерские погоны. Все офицеры тоже были в белом — высокие красивые люди, которые пытались изменить ход истории. Чем не утопия наяву? Кстати, когда читаешь, к примеру, прозу Владимира Сорокина — «День опричника», «Сахарный Кремль», — понимаешь, что он или внимательно читал тексты Краснова 1922-28 годов, или схожим с ним образом тонко чувствовал русскую историю. Только авторский угол зрения у него противоположный.
М.М.: На обложках сразу двух книг — вашей, Василий, и вашей, Алексей — один и тот же подзаголовок: неисторический роман. Причём это не общая серия — книги даже изданы в разных издательствах. А на книге Алексея Иванова такого подзаголовка нет. Насколько я понимаю, этот термин ввёл в оборот уже упомянутый сегодня писатель Евгений Водолазкин. Он дал ему следующее определение: «Мы с моим издателем Еленой Шубиной придумали термин «неисторический роман». Это роман, который по форме и по материалу вроде бы исторический, но на самом деле он в том или ином виде отвечает на вопросы современности или на общечеловеческие вопросы. Многие наиболее значительные произведения последнего десятилетия — это попытка нашего времени увидеть себя в прошедшей эпохе». А вопрос такой. Все три романа («В тени трона», «ОТМА» и «Бронепароходы») базируются на историческом материале — почему тогда упомянутым подзаголовком маркированы два текста из трех? В чём особенности этого жанра?
И.Р.: Думается, всё просто: в случае с подзаголовком все совпадения, как говорится, случайны. Кстати, прочёл недавно интервью издателя Елены Шубиной, и в нём она как раз говорит о том, что «неисторический роман» (в самом широком понимании) уходит с литературной сцены, а читателю сейчас больше интересны другие жанры — в частности, умная фантастика а-ля Стругацкие. И вот выходит сразу три новых «неисторических романа». Парадокс. И ещё по поводу подзаголовков — думается, здесь есть ещё и желание, извините, немного подспудно «подстелить соломку». То есть подчеркнуть, что это всё-таки художественный текст с авторским видением.
В.З.: Есть и другая крайность. В частности, про Михаила Александровича написана толстенная книга, которая называется «Михаил II». Это фантастика про так называемых попаданцев — современные герои оказываются в теле Михаила Александровича и его секретаря Джонсона и начинают проектировать «Катюши» (во время Первой мировой войны!), знают, когда и где надо наступать или отступать…
И.Р.: И, как правило, на подобных книгах не написано, что это «неисторические романы».
В.З.: Да. Хотя на их обложках изображён тот же Михаил Александрович или иной известный исторический деятель. «Попаданцы» всегда знают ответы на все вопросы: что делать с Распутиным или как спасти царя… Потому, думается, лучше честно написать, что перед читателем — неисторический роман. Но при этом нужно стараться быть точным и в описании мотивов, которыми мог руководствоваться тот или иной герой, и в изображении деталей выбранной эпохи. И углубляться в особенности характеров и психологии своих героев. К примеру, с трактовкой образа Михаила Александровича Алексеем Ивановым я не очень согласен. Иное дело — образы Николая Александровича и членов царской семьи в романе Алексея Колмогорова. Они мне кажутся более приближенными к реальным.
И.Р.: Хотелось добавить вот ещё что. Думается, такая жанровая маркировка — это своеобразная защита от нападок со стороны некоторых моих коллег. Среди них есть небольшое количество так называемых «заклепочников». Это когда люди усердно ищут в тексте мелкие несостыковки — сюртук был в те времена не того оттенка, волосы у героя были иной длины и так далее. Они полагают, что таким образом «разоблачают» плохого и несведущего писателя. Плюс такого рода критики — как правило, самые громкие и непримиримые. Но это подход, упускающий главное. Имеет ли значение для русской литературы, что Наполеон в «Войне и мире» не слишком напоминает Наполеона всамделишного?
М.М.: Тогда следующий вопрос. Василий, насколько сейчас для работы над текстами доступны исторические архивы? И вопрос Ивану: вы как критик, анализируя то или иное произведение, проверяете изображённые в нём исторические факты и детали на подлинность?
В.З.: На самом деле, архивы вполне доступны и открыты. Плюс издано множество дневников и сборников писем известных людей. Хотя если читать дневники даже многих Романовых — таких, например, как Александр Михайлович или Ольга Павловна — видно, что они осмысливают некоторые ситуации уже постфактум. То есть даже к подлинным документам нужно относиться с известной долей осторожности. Раз уж мы про это упомянули, хочу похвастать: недавно я получил совершенно царский подарок. Мне прислали архивную оцифрованную копию детского ученического дневника Михаила Александровича. В нём есть очень много интересных бытовых деталей.
Например, про их «картофельное сообщество», которое каталось на коньках, играло в снежки и вообще всячески развлекалось. Поразительно: читаешь — и будто проживаешь эмоции живого молодого человека. Безусловно, читать архивные записи нужно очень внимательно. Наверняка вы слышали, что Николая II обвиняли в том, что он убивал кошек. Про это некоторые критики пишут и сейчас. Но всё было совсем по-другому. Но цитируют они охотничьи записи царя — о каких кошках в них может идти речь? Речь идёт о рысях. Попробуйте, сходите на таких «кошек».
И.Р.: Что касается моей части вопроса, то скажу так: дотошно проверять художественный текст на исторические соответствия, тем более ходить для этого в архивы, советоваться с узкопрофильными специалистами — несколько странно. А принципиальные, важные ляпы бросаются в глаза сколько-нибудь эрудированному человеку и так.
В.З.: В дополнение хочу рассказать про одну забавную ситуацию. В моем романе есть персонаж — резидент царской охранки во Франции по фамилии Бринт. Он следил в Женеве за социал-демократами — в частности, за тем же Лениным. Когда Михаил Александрович ездил по Европе, он колесил за Михаилом Александровичем — хотя и упустил его «нелегальную» женитьбу. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что личный архив человека, ставшего прототипом этого героя, находится в России! Он умер в 1928 году, а уже в 1930-м его архив вывозится в Советский Союз. Сейчас к нему есть доступ.
Как так получилось? Дело в том, что в восемнадцатом году этот резидент охранки пришёл в иноотдел ЧК и сказал: «Знаете, у меня есть контакты, связи и опыт, и я хочу работать на вас». И он ещё десять лет работал на спецслужбы, сначала на ЧК, потом на ГПУ, на ОГПУ — и очень успешно. Его уникальный архив сохранился, и в моих потенциальных планах (совместно с одним швейцарским коллегой, потому что Бинт — это реальная фамилия резидента — родом из Швейцарии) написать про него книгу. Потому что судьба такого перевертыша, который следил за Романовыми, гонялся за большевиками, а потом «переобулся» и стал резидентом ВЧК-ГПУ-ОГПУ, определённо достойна отдельной книги. Может, даже ЖЗЛ. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ